С сестрами милосердия я познакомилась в маршрутке по пути на Соколиную Гору. Услышав за спиной разговор женщины по телефону о строящемся храме и помощи ВИЧ–инфицированным, поняла, что нам по пути. Вышли вместе на остановке «Соколиная Гора», я подошла, объяснилась и дальше, с Божией помощью, мы пошли вместе по жизни. А в тот весенний день руководитель Ресурсного центра на Соколиной Горе Ольга Юрьевна Егорова проводила служебное совещание с патронажными сестрами Службы Милосердия Свято–Димитриевского сестричества. Узнав, что я сотрудница больницы, сестры разрешили вместе с ними пойти в отделение ВИЧ. Был канун Пасхи. Не скрою, страшно было идти в это отделение, потому что я работала в администрации стационара и непосредственного опыта общения с такими больными у меня не было. Какие они? Хотелось составить собственное впечатление, нарисовать свой портрет.
Войдя в первую палату, я увидела человека с карандашом за ухом. Поставив на лист бумаги опухшую ногу, он соображал, какой размер обуви ему нужен. У него было такое глубокомысленное выражение лица, что мне захотелось на его больные ноги подобрать обувь. Я вытащила огрызок карандаша из — за его уха и дочертила ступню: в этот момент наши глаза встретились… Этот человек только вышел из тюрьмы… В углу стоял вещмешок с разбитыми зимними ботинками.
Разобравшись с размером обуви, он сказал: «У меня есть тюремная одежда, но я не хочу ее носить на воле. Ты не могла бы найти джинсы?» Мне показалось, что это уникальная просьба, но, как показала практика, каждый третий мужчина обращается к сестрам милосердия с такой просьбой, особенно в осенне–зимний период. Я пошла в сток–центр и долго … выбирала джинсы. Понравятся ли? Продавцы, услышав мою просьбу, предложили широкий ассортимент по сходной цене. (Когда я их ему принесла, кажется, он уже забыл о просьбе, стоял в холле отделения и долго беседовал с нашим добровольцем об исповеди и покаянии, сосредоточенно слушая его). Джинсы были его не последней просьбой. Я потратила много сил и нервов, чтобы помочь этому человеку. Конечно, хотелось оказать и какую–то духовную помощь. Но мои попытки напоминали Сизифов труд. Примерно через неделю он поступил вновь – джинсы грязные и в … крови. Его, пьяного, били на улице ногами менты… джинсы пришлось выбросить…хотя они ему очень нравились. Этот человек покинул отделение больницы не долечившись, каждый раз его ждали какие–то более важные дела…Больничные стены он воспринимал как продолжение тюрьмы, так как по разным срокам в заключении прошла треть его жизни, поэтому он так торопился жить на воле… на лавочке в скверике, да в любой подворотне… Московскую прописку и жилье потерял, пока мотал срок, но однажды поведал мне, что только в тюрьме смог завязать с героином и на четыре года забыть про табак.
Этот человек еще много раз (около 50!) – проверяла, попадал в больницу — с улицы, побитый, оборванный, раздетый, пьяный, с похмелья, с провалами памяти и тремором рук, постепенно слабея физически… ведь от терапии отказывался…… Сначала я многого не понимала в нем, думая, что он один такой «уникальный», а потом увидела общие черты со многими молодыми людьми, которые живут на такой кривой орбите.
Это был мой первый, самый трудный подопечный! Я очень благодарна этому человеку, потому что ради него мне приходилось заходить в отделение, где были тяжелые пациенты, наркозависимые, в алкогольной интоксикации, люди, искалеченные тюремным сроком, паллиативные больные… И мне стало нравится там бывать! Сначала я физически приходила к одному больному, иногда стесняясь его (ситуации бывали разные), но к нему обращались другие пациенты: «А твоя сестра не могла бы мне помочь восстановить документы?» Так и пошло. Он помог мне справиться, помог не бояться странного поведения, истерик. В этом отделении я впервые увидела, как выглядит человек, у которого ломка, передоз, пограничное состояние психики. Храм за окном отделения еще только строился, но больные не могли этого видеть: окна в палаты были наполовину замазаны краской. Они очень страдали духовно и физически! И с удовольствием слушали о том, что храм при больнице строится для них!
Однажды в отделение поступил тяжелый больной, дыхание жесткое с хрипами, двухсторонняя пневмония, крайне низкий иммунный статус, казалось, этот крепко сбитый мужчина, с волевым лицом, бредит наяву, повторяя одно и то же: «Верните мне сумку!» — на Курском вокзале забыл в такси, а в ней все: паспорт, полис, пенсионный, документы об образовании. Не смотря на абсурдность просьбы, отреагировала интуитивно: «Привезу сумку! Не волнуйся!».
Следующим утром, полная решимости, отправилась на Курский вокзал. Тут глаза разбежались: сотни такси, толпы пассажиров – у всех в руках какие–то пакеты, сумки! Как найти нужную? и где искать в таком хаосе? Ведь это все равно, что иголку в стоге сена. Оптимизма поубавилось, но когда я поняла, что шансы тают, вдруг пришла молитва: Господи, помоги! Господи, помоги!
Начала расспрашивать таксистов, объясняя ситуацию. Никто ничего не знал, и когда я уже собиралась уходить ни с чем, неожиданно к группе мужчин подошел водитель – таджик, который знал нужного таксиста! Он тут же набрал его номер! Ждать пришлось недолго, даже замерзнуть не успела, а ведь была зима, мороз — 15, через полчаса таксист Алик прибыл на своем авто. Невероятное стечение обстоятельств! В этот день у него не было дальних вызовов. И он был на линии! Настороженный водитель, выслушав мою историю, слегка смягчился и рассказал следующее: «Этот клиент показался сразу странным, вроде не пьяный, а как то его вело. Прибыл с Украины и попросил отвезти в центр, показать Москву. Долго возил его, а он никуда не торопился. Потом попросил отвезти на Красную площадь, я собирался уезжать, ведь парковка там запрещена, но он попросил подождать, пообещав хорошо заплатить. Зашел в храм Казанской Божией Матери, и долго был внутри, я перенервничал, но к счастью обошлось без штрафов, а когда вернулся, попросил отвезти обратно на Курский. Прибыв на место, платить отказался, полез драться…. а потом упал в приступе, пришлось ребятам вызвать Скорую. Говоришь, он у вас на Соколинке? Ну, пусть выздоравливает. А сумка вот — в багажнике – я не стал сдавать ее в стол находок. Только заплати мне, я ведь так долго катал его по Москве. …»
Когда я привезла находку на Соколиную Гору, нужно было видеть глаза этого человека! Дорого стоит… тихая сдержанная мужская радость… Выйдя из какого–то оцепенения, он деловито проверил содержимое сумки: все важные документы: дипломы об образовании, повышении квалификации — были в сохранности. Он взял мою озябшую руку в свою широкую, горячую и сказал: «Спасибо, сестренка!», — в глубине глаз блестели слезы. У этого человека на Украине при бомбежке погибли близкие люди – мать, сестра. В чем был он сел в поезд и приехал в Москву. Даже в таком тяжелом состоянии строил планы на будущее. Мечтал после выписки поехать к родственникам на Урал, начать новую жизнь, через три дня, успев исповедоваться и причаститься у больничного батюшки, умер… в отделении интенсивной терапии.
Когда отделение с замазанными краской окнами расформировали, в каждой палате осталось много маленьких икон…Их какое–то время не трогали. Это мой любимый корпус больницы, с него началась история стационара в 1937 году. Осенью 1941 года он принимал тяжелораненых в боях под Москвой…, а в начале 21 века — тяжело страждущих от ВИЧ-инфекции, сами стены здесь пропитаны особой молитвой… Так случилось, что на моих глазах здесь были написаны первые удивительные по глубине замысла иконы для больничного храма: образы Святителя Крымского Луки, Николая Чудотворца, Матроны в раю, Ксении Петербуржской. И я видела трепетное отношение болящих к этим храмовым святыням, видела примеры того, как по молитвам к угодникам Божиим смягчались сердца, преображались к лучшему судьбы наших подопечных.